Трейлер Nº2

Трейлер

• 5 премий Оскар 1942: Лучший актер второго плана (Дональд Крисп); Лучшие декорации; Лучшая работа оператора; Лучшая режиссура; Лучший фильм и 5 номинаций: Лучшая актриса второго плана (Сара Оллгуд); Лучший монтаж; Лучший саундтрек; Лучший звук; Лучший сценарий
• Приз "Серебряный кондор" Аргентинской ассоциации кинокритиков 1943

Вечное - в прошлом

1941 год. Как же давно это было! Так давно, что даже не верится... Актер Дональд Крисп, играющий отца семейства, - почти сверстник Блока, а фильм - ровесник Великой Отечественной. «Но ведь «...долина» о вечном, - скажете вы. - А у вечного нет возраста, оно не принадлежит какой-то эпохе, и уж точно не позади, не в прошлом». Однако... именно это чувство и поразило меня. Поймете ли? Вечное - в прошлом! Смотрела кино Форда и понимала, причем всеми силами души, что вижу норму, т. е. практически единственный приемлемый и правильный вариант человеческих связей, поступков, идеалов, дел... Но при этом занозой резала мысль: так не бывает! Да и было ль когда?..

Как же должны были мы все шагнуть вперед (или назад?), чтобы оставить в стороне, в недостижимой, как рай, стороне, эту зеленую долину - обобщенный образ истинного бытия, настоящей жизни (зеленый - это прежде всего живой, живое). Ее составляющие - словно из толстовской мечты о «муравейном братстве» - семья, труд, совесть, вера, любовь, патриотизм, искренность, чистота, достоинство, простота, человечность, взаимопомощь, соборность...

В современном искусстве, в массовой культуре так много недолюдей, а также явного и скрытого презрения к человеку, недоверия или равнодушия к нему. И практически нет народа как единого тела-души... Досадно, но этот фильм смотрится сегодня словно несбывшееся обещание о том, что мир мог остаться цельным, нормальным, Божьим, заветно-обетованным, родным...

1941 год. Не понимаю!!! Откуда эта чистая, как стекло, энергетика, симметрия нормы? Энергичное, бодрое, ЗДОРОВОЕ киновысказывание? Жизнерадостное, полное духовных и душевных сил, с черно-белой чеканностью различающее идолов и идеалы?.. Идолов и идеалы в религии, педагогике, государственном устройстве, политике, семье, общественной и частной жизни...

Писала в прошлом году статью о категории народности. Плакала привычными уже слезами все о том же: где человек, где живые? Народ где? Нужны ли они искусству - п р о с т о л ю д и? Вот как здесь, например, работяги, простые шахтеры, многодетные матери, консервативные отцы, послушные и почтительные дети, живущие в мудрости простоты, в прекрасной ясности традиций, основ, веры? В незамутненности знания, как надо и как нельзя...

Не знаю, как вам, мне очень часто кажется (может, все дело в моей нео-семье?), что такие слова, как «родниться», «семьянин», «семейственность», сегодня еще большее ретро, чем это кино. Устаревшие до боли, неведомые, невыносимо сложные и для понимания, и для воплощения в жизнь. Кстати, семейственность в самом первом, в самом старом своем значении - это любовь, любовь к семейной жизни, безукоризненная приверженность к роду своему (и народу как следствие). Отец - глава дома, мать - душа...

1941 год. Странно, да же? Фильм, который воспевает семью, человеческое родство, братство, материнство, отцовство, появился в период Второй мировой, книга, по которой он был снят (одноименный роман Ричарда Ллевеллина), тоже. Представьте только, человечество планомерно погружается в кошмар, теряет опоры; трещат по швам, рвутся в клочья связи между людьми. Газовые камеры, освенцимы всех мастей, геноцид, фашизм, нацизм, расизм, милитаризм, вождизм... Мир идет в тупик, кошмар, муть, абсурд неродственности. И тут... Что-то до такой степени открытое, стройное, чистое, как голубь, пьющий из незамутненного ручья. Чистота и прямота нормы! Причем никакой лакировки, «придуманности» (как в нашем соцреализме в те времена) не чувствуется, а ведь по смыслам своим кино это близится к формулировке - ни больше, ни меньше - национальной идеи (и не случайно вовсе в 1990 году оно было выбрано для сохранения в Национальном реестре фильмов в Библиотеке Конгресса США).

Не облекая реальность в розовое, сторонясь лжесентиментальности, излишнего пафоса, засушливой патетики нравоучений, Форд создает не просто кино - человеческий документ, в котором буквально осязаемы «святое беспокойство» за мир и человека, ответственность, совесть. И дело тут, конечно, не только в крепком чувстве родины (Уэльс или Америка - не суть важно) или столь же прочном чувстве семьи. Сверхпосыл фильма (с учетом 1941 г.) можно прочесть так: «Жизнь достойна того, чтобы в нее верить. Не бесконечно торжество зла... Верьте в торжество человечности. Оно будет!».

Но эта жизнеутверждающая мантра о вере в жизнь и человека вливается в душу отчаянной грустью. Фильм заканчивается гибелью мистера Гвилима Моргана, а закадровый голос - это голос Хью, НАВСЕГДА прощающегося с зеленой долиной, устремленного в дали и до слез влюбленного в ближайшее. Голос человека, чье вечное - в прошлом.

Ну, как тут поверить, что «вокруг прошлого нет ни оградки, ни забора»? Что «если хочешь, можно вернуться и взять все, что понравится»?

Татьяна Таянова

«Нам незачем пожимать руки, мы будем жить в памяти друг друга!»

Южный Уэльс, эпоха правления королевы Александры. Сажа на шеях, имбирный эль плескающийся в жестяных кружках, каменная брусчатка отдающая гулким стуком в такт, шагу сотен ног, спешащих домой из карьера шахтеров. Это место, где если ты работаешь лучше и больше всех, то тебя обязательно уволят, ведь тебе нечем платить (работай, как все, и не высовывайся). Это место, где твои женщины (жена, мать, сестра) просыпаются от гудка сирены среди ночи- в надежде, что шахта обвалилась не на тебя. И наконец это место, где из волоокого мальчика-телёнка высекают (по фильму, таки в обоих смыслах этого слова) мужчину...

Не знаю, как у кого, а у меня образ большого стиля Голливудского кино складывается именно из таких эпических постановок. Где выстраиваются целые города на территориях, принадлежащих студиям, и эти города заселяются мастеровитыми актерами, которые потом в этих декорациях проживают экранную жизнь.

Удивительно, что такой лиричный эпос снял человек, который прославился жёсткими вестернами. Но это глубоко личный фильм для Джона Форда, тринадцатого ребёнка в семье ирландского эмигранта. Вот и в этой ленте многодетная семья и их традиционные ценности(многие ключевые сцены происходят в церкви) создают ностальгическую картину старого доброго времени, когда трава была зеленее, а волосы родителей ещё не тронуло серебро седин.

С самого начала создаётся впечатление, что это музыкальный фильм, первую реплику персонаж даёт (закадровый голос рассказчика не в счёт) минуте на пятнадцатой фильма. Поют все и хором, да так слаженно и красиво, что далее по сюжету удостаиваются аудиенции самой королевы. Как искренне многоголосье рабочих исполняет «Боже, храни королеву!», даже забываешь, что смотришь американский фильм. Форд стремился к своим корням в этой постановке, ведь оригинальное действие романа Ричарда Ллевелина творилось на просторах Ирландии.

Режиссёр добивался аутентичности во всём и составил интернациональный актёрский ансамбль, в котором не было ни одного американца (по крайней мере в главных ролях): канадец Пиджон, англичане Крисп и МакДауэлл (его ангельский лик со взглядом Бэмби надолго врезается в память зрителя), ирландка Оллгуд.

P.S. Кино искусство визуальное, и один крупный план глаз Морин О`Хары, обращённый на своего возлюбленного, говорит о любви более любых признаний...

8 из 10

billfay